Завтра День Независимости Израиля. Вообще-то, это главный для меня праздник. Не было бы этого дня, ничего бы у меня не было. Ни флага, ни Родины. Завтра мы с друзьями поедем в Сде Бокер, на могилу Бен Гуриона. Возьмём детей, зайдём в дом-музей Бен Гуриона. Музей этот представляет из себя барак, скромное маленькое жилище, заполненное книгами. В самом далёком кибуце посередине пустыни. Так он жил, человек, создавший нашу страну и возглавивший её в самые трудные дни. И, наверно, так надо жить. Смысл ведь не в деньгах, не в тряпках, не в понтах. Скорее, он в книгах, которые мы читаем и решениях, которые принимаем и которые определяют потом нашу жизнь. День Независимости считается светским праздником, но для меня здесь присутствует религиозный момент. С 14 лет я называю себя ортодоксальным сионистом. На этой Земле не так уж много вещей, в которые я по-настоящему верю. В это я верю. С ПРАЗДНИКОМ, СООТЕЧЕСТВЕННИКИ!
Домик Бен Гуриона
Вид на пустыню и кратер Рамон с могилы Бен Гуриона
Елена Викман
В кабинете Бен Гуриона
В кабинете мечтателя кресла пятидесятых,
Выпуклый телевизор и старый буфет.
Помню, мой дед, коммунист из самых "завзятых",
Все повторял, что страны этой, в сущности, нет.
Видно, поверить не смел. У дивана небрежно
Брошены тапки, как маленькие следы.
Он отошел. На столетья. Туда, где неспешен
Быт под смоковницей. В говоре темной воды
В Иерухаме порой его можно услышать,
В шуме колосьев на утреннем поле, в дождях,
Льющих ленивой зимою на плоские крыши,
В дымке над кратерами, в любых мелочах,
Связанных с этой пустыней.
На могиле Бен Гуриона
К могиле Бен-Гуриона выходят олени,
С опаской, в прохладные сумерки, из аллей
Выглядывают,- прежде дрожащие тени,
Потом уже сами олени. И небо светлей
На Западе после заката. Блеснет одиноко
Звезда, как маяк для блуждающих блюдец чужих.
Здесь вечер в горах, как у Пушкина, май, как у Блока.
И мир на мгновение древен и горестно-тих.
Но лишь на мгновение. Пропасть горит в отдаленье
Полоской шоссе, фиолетовым зябким огнем.
К могиле Бен-Гуриона выходят олени.
Боясь их спугнуть на тропинке, мы вслед не идем.
Мы смотрим, как тает пространство. Стирает каньоны
Всесильная, жесткая в ласке слепой темнота.
Из пропасти вышла к могиле Бен-Гуриона
Ночного Сиона невидимая мечта